Принуждение к водороду: о формировании российской водородной политики в опережение климатических санкций

Исторически сложилось так, что большинство крупных технологических переходов происходили неожиданным образом. Энергопереход от биомассы к углю в XVIII–XIX вв., например, стал основой индустриальной революции. Переход к ВИЭ будет также весьма разрушительным для современного уклада. Экспортеры нефти могут потерять глобальное влияние, тогда как страны-импортеры будут усиливать свои позиции. Согласно данным Международного агентства по возобновляемой энергии (IRENA), экономики, которые добывают нефть и газ, могут потерять $7 трлн к 2040 году [1].

Научный коллектив, объединяющий исследователей из Университетов Лондона (University of London) и Уорика (University of Warwick), немецкого Института международной политики и безопасности (Institute for International and Security Affairs, SWP), разработал четыре сценария геополитического будущего, связанного с процессами декарбонизации мировой экономики [2].

Сценарии "Большая зеленая политика" и "Технологический прорыв". Источник: University of London

«Большая зеленая политика» (Big green deal) — сценарий, предполагающий, что глобальный консенсус по изменению климата приводит к согласованной международной политике в области энергоперехода. Страны G-20 формируют масштабный Зеленый климатический фонд, значительно превышающий $100 млрд в год, устанавливают амбициозные климатические цели, финансовые рынки лишают ископаемые виды топлива доступа к капиталу, происходит перераспределение инвестиций в пользу низкоуглеродных бизнесов. Зеленые технологические корпорации доминируют в Fortune 500 к 2030 году. Волна зеленой глобализации, в соответствии с целями устойчивого развития (ЦУР), позволяет всем странам получить выгоды от декарбонизации. Издержки “петро-государств” компенсируются, чтобы они смогли плавно перейти к устойчивой экономики, избегая последней попытки затопить мир дешевой нефтью и газом. Результатом является беспроигрышная ситуация для климата и безопасности. Геополитическое напряжение в данном сценарии низкое.

«Технологический прорыв» (Technology breakthrough) — сценарий, в котором технический прогресс направляет мир по другому пути. Инновации в хранении энергии облегчают интеграцию ВИЭ в энергосистему и способствуют дальнейшему удешевлению зеленой энергии. США и Китай лидируют в масштабировании зеленых технологий, учитывая их большие внутренние рынки, дружественные к зеленым технологиям нормативные условия и наличие отраслевых гигантов (Google и State Grid Corporation of China), реализующих стратегии устойчивого развития. При таком сценарии конкуренция между странами резко возрастает. Мир расколется на два лагеря в ходе новой холодной войны зеленых технологий. Технологические лидеры будут удерживать власть, а все другие страны вынужденно тяготеть к одному из глобальных лидеров, при этом усиливаются региональные блоки и растет геополитическое соперничество. Эти блоки стремятся контролировать важные для энергоперехода базовые материалы, например, редкоземельные металлы, кобальт и литий. Они отказывают в доступе к технологиям странам за пределами их группы. Гонка ВИЭ помогает смягчить изменение климата и быстро вытесняет ископаемое топливо, но при этом некоторые регионы существенно проигрывают. Например, Европа отстает от Китая и США, потому что единый рынок ЕС остается менее интегрированным. Некоторые развивающиеся страны будут исключены из энергоперехода, запрет на доступ к передовому энергетического ноу-хау подорвет достижение ЦУР. Производители ископаемого топлива должны будут быстро адаптироваться к падению спроса на углеводороды. Некоторые из “петро-государств” не справятся, и политическая напряженность вырастет в странах к югу от Сахары, в Африке, Ближнем Востоке и Центральной Азии.

Сценарии "Грязный национализм" и "Инерционный". Источник: University of London

«Грязный национализм» (Dirty nationalism) — сценарий, где в ходе выборов к власти приходят популисты, что приводит к усилению национализма. Политика популистов ставит самодостаточность в качестве основного приоритета, тем самым благоприятствуя развитию местных видов энергии по сравнению с импортными. Это приводит к наращиванию использования ископаемого топлива, в том числе угля и сланца, но также и развитию ВИЭ. США защищают жёсткими протекционистскими мерами свою промышленность и энергетику, поэтому в геополитику возвращает логика игры с нулевой суммой — выигрыш одной страны означает проигрыш у других государств. Общественное мнение оборачивается против иностранных энергетических инвесторов.

Происходит фрагментация энергетических рынков перед лицом протекционизма, который ограничивает эффекты масштаба в экономике и замедляет прогресс в декарбонизации. Экспортеры ископаемого топлива стремятся нарастить объемы производства, несмотря на падение цен и ограничения международной торговли. Сила глобального соперничества маргинализирует ООН и подрывает многосторонние институты, такие как Рамочная конвенция ООН по климату (РКИК ООН). Страны ЕС не могут прийти к согласию, в результате получают ослабление совместной политики. Это разрушает Парижское соглашение о климате и механизм добровольных сокращений выбросов. Из-за дальнейшего изменения климата цены на продовольствие увеличиваются в результате засух. Усиливается борьба за водные и другие общие ресурсы, что умножает глобальные риски.

«Инерционный сценарий» (Muddling on) складывается в результате взаимодействия энергетических клубов при незначительной роли международного сотрудничества. Поскольку удельные затраты продолжают снижаться, ВИЭ будут увеличивать свою долю в энергобалансе к 2030–2050 гг., но ископаемое топливо остается доминирующим источником энергии. Скорость энергоперехода слишком медленная, чтобы смягчить изменение климата, но слишком быстрая для того, чтобы ТЭК успел приспособиться. Некоторые национальные нефтяные компании обанкротятся, а другие объединятся в несколько глобальных энергетических гигантов. Экспорт углеводородов концентрируется в небольшом количестве стран и транснациональных корпораций, которые жестко конкурируют между собой. Экспорт ископаемого топлива становится рискованным бизнесом, доходы падают и ОПЕК рушится.

По мнению Индры Оверленда, главы Центра энергетических исследований при Норвежском институте международных отношений, Россия может приступить к энергопереходу (100% ВИЭ+водород), только если другие страны сформируют большой и мощный климатический клуб и введут серьезные санкции против стран, не выполняющих Парижское соглашение [3]. Этот вариант развития событий в принципе соответствует вышеописанному сценарию “Big green deal”. Текущая геополитическая политика ЕС и США позволяет сделать вывод о высокой вероятности принуждения к декарбонизации в течении следующих 20 лет.

В 2019 г. в рамках выполнения своей политической программы вновь избранный Председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен инициировала работу по введению пограничного углеродного налога (Carbon Border Tax) [4]. Вновь назначенный комиссар Еврокомиссии по налогообложению Паоло Джентилони включил введение налога на выбросы углерода и пересмотр Директивы ETD 2003/96/EC в число своих шести приоритетов [5]. Основная идея по внедрению схемы кросс-граничной углеродной корректировки (border carbon adjustment scheme) базируется на взимании налога на импорт, эквивалентного затратам, которые несут европейские предприятия. Платеж будет осуществляться через покупку разрешения на выбросы углерода на Европейской углеродной бирже (в 2020 г. стоимость квот на EU ETS составляет около 25 евро за тонну CO2). В среднесрочной перспективе поставки российских углеводородов и металлов в ЕС попадут под действие данной схемы. Поскольку экспорт России очень углеродоемкий (2 млрд тонн СО2 экв.), при декарбонизации ЕС к 2050 г. значительные объемы углеводородов будут не востребованы (30% газ, 70% нефть).

В 2020 г. Россия была обвинена западными спецслужбами во вмешательстве в президентские выборы США путем дискриминации кандидатов от демократической партий, так как предлагаемая ими политическая программа (Green New Deal) может фактически обанкротить Россию [6]. “Зеленый новый курс” США при его реализации в течение следующего десятилетия может кардинально повысить уровень электрификации американской экономики, практически устранив углеводороды из энергобаланса США. Массовый переход американцев на электромобили за счет выделения федеральных налоговых льгот и прекращением субсидирования бензина приведет к резкому падению спроса на нефть в США. Глобальные рынки нефти (100 млн баррелей в день) чрезвычайно чувствительны и снижение спроса за счет США (21 млн баррелей в день), что может привести к значительному падению цен. Электрификация транспорта США приведет к падению цен на эти электромобили, а также ускорению инноваций в области хранения энергии. Дешевые электромобили с лучшими эксплуатационными характеристиками увеличат продажи электромобилей по всему миру. Это приведет к падению в 2020–2030 гг. цен на нефть с текущих $60 за баррель до $2 за баррель. Бурное развитие в США ветровой и солнечной энергетики, а также декарбонизация систем теплоснабжения могут нанести аналогичный ущерб рынкам природного газа.

Нефть и газ составляют 65% российского экспорта и 40% валового внутреннего продукта РФ. Рост использования экологически чистой энергии и электрификация транспорта может привести к падению валового внутреннего продукта России ниже уровня Мексики (менее $1 трлн). Пока Россия недооценивает климатические риски и не готова трансформировать «красную» экономику в зеленую [7].

Но процессы декарбонизации мировой экономики таят не только угрозы, но и дают большие возможности. В рамках реализации Парижского соглашения (статья 6) глобальный углеродный рынок будет полностью перезагружен. Вводится новый инструмент «Механизм устойчивого развития», который подразумевает совместные рыночные и нерыночные действия стран по снижению эмиссии парниковых газов. В национальных обязательствах по Парижскому соглашению 82 страны упоминали возможное использование глобального углеродного рынка для достижения климатических целей, на текущий момент три страны активно осуществляют деятельность с углеродными единицами сокращения (Швейцария, Япония и Норвегия).

Потенциал углеродных рынков, создаваемых в рамках статьи 6 Парижского соглашения, был оценен в рамках исследования Международной ассоциации углеродного трейдинга (IETA) при поддержке Carbon Pricing Leadership Coalition [8]. Объем углеродного рынка в рамках этой статьи составляет около $167 млрд в год в 2030 г. с потенциалом роста до $347 млрд в год в 2050 г. Консервативная оценка доли Российской Федерации на глобальном углеродном рынке за счет лесных проектов, а также инициатив по повышению энергоэффективности оценивается в $1,5–2 млрд в год.

Необходимо приложить все усилия для доступа России на глобальный углеродный рынок с перенаправлением полученных финансовых ресурсов на развитие водородных технологий. Магистральным путем декарбонизации энергетики в России должно стать развитие ВИЭ и производство зеленого водорода, а не эксперименты с использованием «запертых» мощностей атомной и газовой отраслей. Согласно исследованию World Energy Council Germany, Россия относится к «скрытым чемпионам» водородной экономики с потенциальной долей рынка до 15% за счет огромного потенциала ВИЭ, низкого водного стресса, доступностью земельных ресурсов и выгодного географического положения на глобальных водородных рынках Азии и Запада [9]. Использование технологий водородной энергетики может сократить выбросы парниковых газов на 81,9 млн тонн в год, что вкупе с поглощающей способностью бореальных лесов (450–600 млн тонн СО₂ экв.) позволит России стать одним из лидеров в борьбе против изменения климата.

Подготовлено IC ENEGYNET / Автор: Дмитрий Тимофеев

Хотите оперативно узнавать о выходе других полезных материалов на сайте "ГИС-Профи"?
Подписывайтесь на нашу страницу в Facebook.
Ставьте отметку "Нравится", и актуальная информация о важнейших событиях в энергетике России и мира появится в Вашей личной новостной ленте в социальной сети.