Будущее безусловного оптимиста

Далеко не все теории и прогнозы Сергея Переслегина получают одобрение ученых и поддержку широкой общественности. Однако он находит, чем аргументировать свою точку зрения.

Своим видением будущего энергетики, развития робототехники и искусственного интеллекта, появления беспроводной передачи энергии и затяжной «холодной войны» России с США и Европой Сергей Переслегин поделился с читателями «ЭПР».

Сергей Переслегин – физик по образованию, работает в области прогнозирования и стратегирования, ныне – директор Центра экономики знаний в Международном НИИ проблем управления (МНИИПУ, Москва), руководит аналитическими группами «Знаниевый реактор», «Конструирование будущего», «Социософт» (Санкт-Петербург»). Критик фантастики и адепт альтернативной истории, большей частью военной.

Как он сам признается, ему все равно, как его называют. «Я безусловный оптимист. Пессимизм в жизни и работе не помогает совсем. Меня можно назвать писателем – у меня больше тринадцати книг: фантастика (критика), геополитика, прогностика, военная история. А зарабатываю деньги я в основном на стратегическом консалтинге и прогнозах», – говорит Переслегин. Среди крупных работ в этой области он выделяет прогноз развития энергетики на 75 лет по заказу Димитровградского НИИ атомных реакторов и «Росатома» (2009 год), модерирование и окончательная сборка ежегодного Пермского стратегического семинара «Усть-Качка 2015‑2018», проект реформ и стратегический прогноз развития образования в Азербайджане, «…да и много чего еще было интересного в разных уголках страны и мира».

«Как мы, прогностики, ехидно говорим, прогноз движения Луны можно сделать хоть на миллиард лет вперед. А финансового рынка на год – сложная задача, слишком уж он неустойчив и зависим от решений конкретных людей, – отмечает Сергей Переслегин. – Энергетика же является основой всей существующей промышленности, она очень инертна, поэтому здесь легко предсказывать будущее и делать длинные прогнозы. Если нужно обозначить только проценты, это можно сделать с высокой точностью. А вот увидеть, что в ней возникнет нового, – другая задача! Новое ведь «сперва» будет иметь очень небольшой объем и на базовых прогнозах точно не отра­зится. Зато скажется на трендах, тенденциях, а это уже сложно подсчитать».

Тем не менее свое видение дальнейшего развития энергетики у Сергея Переслегина есть, причем достаточно нестандартное. Например, отвечая на вопрос о влиянии климатических изменений на энергетику будущего, он с гордостью вспоминает, как известный эксперт отнес его к числу «полных отморозков», которые в наше время только и «могут возражать против концепции глобального потепления». Впрочем, сам прогнозист озвученные прессой ужасающие изменения климата считает «коммерческим обманом» и апеллирует к палеонтологам и виноградарям – последние, по его словам, «эти циклические колебания знают по крайней мере с XI века и ничуть не видят катастрофическими». У Сергея Переслегина – свое видение и свои аргументы, о которых он рассказал «ЭПР».

– Нет никакого глобального потепления как антропогенного фактора. Есть положительный температурный полупериод. Температура на Земле меняется по периодическим законам, можно выделить целый ряд больших, средних и малых ритмов. Мы сейчас находимся на восходящей части одного из больших ритмов, примерно тысячелетнего. И эта восходящая часть будет продолжаться еще как минимум сто лет, до середины XXII века. Предыдущий такой цикл был в Х веке, тогда викинги открыли Гренландию, чье название, как известно, означает «Зеленая страна», там росли корабельные леса. Ньюфаундленд назывался «Винленд» – «Виноградная страна», там рос виноград. А потом положительный полупериод сменился отрицательным, температура упала, Гренландия покрылась льдом, колонии зачахли. В XVII веке наступил малый ледниковый период – самое холодное время в Европе. Потом минус начал меняться на плюс.

Сейчас большая часть пути к максимальному плюсу пройдена. Будет еще теплее, но большую часть подъема температуры мы прошли.

К чему это приведет? В значительной степени растает часть западного арктического ледника (для тех, кто не в курсе: она все время тает!) и в большей степени очистится Северный Ледовитый океан. Станет возможной круглогодичная навигация на усиленных судах, но без ледокольного сопровождения. России это только выгодно.

Зимы станут теплее, а осадков – больше. Я склонен думать, что на потребление энергоносителей сильного влияния этот положительный полупериод не окажет: будем тратить меньше энергии на отопление, больше на кондиционеры.

Поскольку повысится влажность, увеличится дебет рек, гидроэлектростанции начнут давать больше энергии. Это касается, в частности, Норвегии, и там к этому готовы. На наши большие реки Сибири, где стоят наши крупные ГЭС, это вообще вряд ли окажет влияние. Я сильно сомневаюсь, что влияние на мировую отрасль энергетики будет сколько‑нибудь значимым.

А все научные выкладки о глобальном потеплении после журналистской обработки являются смесью фактов с вымыслом. С XVII века, то есть с тех пор, как у нас есть климатические данные, среднеевропейская температура растет. А крепче всего гвоздь в гроб гипотезы глобального потепления забили французские виноделы, у которых данные собираются с XI века, поскольку от температуры сильно зависит качество вина. Так вот, количество хорошего и плохого вина, а значит, и жарких, и холодных лет в XX и в XI веке было примерно одинаковым. И с точки зрения винодельни глобального потепления не отмечается.

Проблема в том, что кто‑то пытается решить экономическую задачу, используя заведомо недобросовестные подходы. Идет попытка вытащить на рынок солнечную и ветроэнергетику, которой в любой другой ситуации никто бы не занимался, потому что очень дорого, за исключением некоторых отдельных мест, где ветряки и солнечные батареи (или их предшественники) и так всегда были и сейчас тоже есть. Но, поскольку появилась концепция глобального потепления, полностью бредовая конструкция, лоббирование экономических интересов тоже идет. Такие манипуляции неграмотными чиновниками и обывателями периодически возникают и, как правило, вызывают много шума, а потом исчезают по‑тихому. «Озоновые дыры», к примеру, это из недавней, но прошедшей моды бороться со спреями.

– Энергетика крайне консервативна. И если завтра возникнет дешевый термояд, который можно собирать за копейки, он все равно достаточно долго не поменяет структуру энергетики.

Сегодня принципиальным является не генерация электро- или теплоэнергии, а ее доставка потребителю. Если бы появилась технология высокотемпературной сверхпроводимости (это маловероятно, но вдруг), это резко поменяло бы все сетевое хозяйство. Например, многие сети сегодня уже устарели, и менять их все равно придется. И вот если появится изобретение, которое позволит не просто поменять, а поменять с выгодой, в это будут вложены средства, и изменения будут заметны. Это повлияет на наш образ жизни, поскольку позволит сильно снизить потери энергии при транспортировке.

А если удастся перейти на беспроводную передачу энергии, это опять резко поменяет ситуацию. К примеру, сейчас электромобиль лишен всякого смысла: вы сначала сжигаете где‑то там мазут, получаете электроэнергию, потом ею заряжаете аккумулятор, и этот аккумулятор у вас дальше крутится в машине. Проще было в ней сразу сжигать тот же мазут или нефть. При сегодняшних системах передачи энергии сжигать за тысячу километров – очень большие потери. А вот если вы энергию сможете передавать по лучу прямо в автомобиль, не нужен будет аккумулятор, он будет не привязан к горючему, вот это поменяет ситуацию кардинально. Станет выгодным и электромобиль, и электролет.

Вот MIT (Массачусетский технологический институт) начал проверку известных экспериментов по беспроводной передаче энергии большой мощности. То есть очень уважаемый институт, который в таких вещах до сих пор ошибался очень редко, считает, что есть смысл вкладываться в беспроводную передачу энергии. И значит, есть вероятность, что такие изменения произойдут.

Еще одно – уже сейчас можно делать дешевую локальную ядерную генерацию, которая способна обеспечить энергией один квартал или дом. Но это слишком террористически уязвимая вещь. Как вы понимаете, захватят террористы одну из этих станций, бомбу, конечно, не сделают, а вот ядовитые расщепляющие вещества извлекут в приличном количестве. И мало никому не покажется. Но эта проблема, в принципе, может быть решена политически. Вот еще одна возможность сильного изменения мира. Вместо огромных глобальных станций – локальные, которые дают энергию и тепло там, где это нужно. При этом возможно сочетание: основную базовую генерацию делают глобальные системы, а локальные системы дают возможность справляться с местными пиками или быстро обслуживать новых потребителей.

Российская тема: программа развития Арктики. Значит, нам придется создавать и форматы стандарта арктических городов, и арктическую энергетику. Иногда всплывает советский проект «Белая земля»: целиком освещенные прогретые дороги на всем протяжении России. Это тоже новые требования к энергетике.

Так что дело не в отрасли, а в том, что потребители сейчас могут изменить требования к энергетике. Как к географии мощностей, так и к возможности их маневренного использования. И это может привести, при появлении инновационных технических прорывов, к другому типу энергетики.

– Нормальная задача прогностиков – это создание прогноза и стратегии. Это означает, что мы не можем исследовать за ученых или конструировать за инженеров. Но можем довольно точно показать, в каких местах есть надежда что‑то найти, изобрести. Например, есть такая техника: конструирование технологических пакетов. Это когда вы пытаетесь представить эволюцию технологий и одновременно существующие технологии, научные исследования, возможные продукты, потенциальные открытия собрать в систему. В этом случае часто обнаруживаются «дырки».

То есть видно, что вот в этом месте что‑то должно быть, а этого нет. И вы можете сказать специалистам: поищите в этом месте, на стыке, между, рядом, в соседней инженерной ветви. Скорее всего, вы найдете не то, что мы вам написали, как «дикую карту», но что‑то здесь должно быть, вы это можете найти. И такие случаи «угадывания поля» у нашей группы были и в атомной энергетике, и в фотонике, и в авиации, а также в сценариях развитии городов и принятии политических решений.

Дальше. Некоторые интересные вещи можно подсказать. Например, это и наш прогноз, не только эмайтишный (MIT .– Ред.), что есть большая вероятность перехода к беспроводной передаче энергии. И в эту сторону нужно смотреть. Прогностики всего мира занимаются такими вещами, как прогнозирование тех областей, в которых может случиться технологический прорыв. То есть там, где наука резко переходит в технологии. Ближайшая область – геофизика, где может возникнуть ряд технологий, основанных на нашем новом понимании структуры Земли.

В рамках одного из моих прогнозов был предложен «Святой Грааль» энергетиков: использование энергии ионосферы. Она проявляется разрушительно, в виде гигантских гроз и молний. Если бы научиться снимать эту энергию, мы, во‑первых, улучшили бы климат, уменьшили бы количество разрядов молний. А во‑вторых, энергии здесь на порядки больше, чем все, что мы используем: уголь, нефть, газ, уран. В принципе, если появится хорошая теория, рассматривающая Землю целиком, от ядра до верхней ионосферы, возможно, в рамках превращения этих теорий в технологии, возникнет возможность вытаскивать энергию ионосферы.

– Люди сейчас начали говорить про «умный дом», «умный город», иногда доходит до такого оксюморона, как «умный университет», вероятно, чтобы не обсуждать тему «умный человек». Лучше все‑таки иметь умного человека и глупую технику, чем наоборот. Но в умной технике есть очень интересная, принципиально сильная возможность. По сути, речь идет о том, что дом, квартира становятся все более и более требовательны к энергии. Все это, конечно, пока игрушки. Но эти игрушки будут развиваться. Придет 3D, 4D,6D, придет настоящая трехмерная голография. Появится возможность получать физические нагрузки, находясь в виртуальном мире. Например, у вас дома что‑то вроде бегущей дорожки, но вам будет казаться, что вы бежите по какой‑нибудь красивой местности, и вы можете даже потрогать деревья, остановиться отдохнуть, подышать. Вот это все резко повысит коммунальное потребление домоседов-интровертов.

Один из базовых прогнозов: в ближайшие двадцать лет в среднем будет падать, хотя и не очень быстро, промышленное потребление и будет расти коммунальное. Все эти виртуальные и роботоигрушки – это предвестники того изменения дома, которое будет происходить. Дом – как часть большой среды. Частично реальной, частично виртуальной. И этот частично виртуальный дом будет требовать энергии. Само по себе это не так страшно. Будет обычный рост, который и так идет последние 100 лет, и никуда не денется. А вот то, что придется сильно менять внутридомовые сети, которые не рассчитаны на подобные нагрузки, – вот это проблема.

– Сегодня значение робототехники сильно недооценивают. Как и социальные последствия в области безработицы. Говорят, сто миллионов безработных, миллиард безработных. Робототехника, как сейчас ее понимают, это не роботы, которые бегают по улицам или возят машины. Это господство искусственного интеллекта в промышленности, вообще в производстве. Так что робототехника сделает безработными практически всех.

Государство должно задуматься и после этого поставить перед собой существенно другой тип задач. Мы не хотим понять простую вещь. В течение столетий базовой задачей государства было обеспечение военной безопасности, что строилось на создании сильного производства. По известной формуле: дайте мне хорошие финансы, я сделаю хорошее производство, оно сделает хорошее оружие. А сейчас эта задача, прежде всего за счет робототехники, начинает решаться автоматически.

Это уже не требует внимания ни государства, ни народа, людей. А это означает, что нужно понять: высвободившиеся ресурсы – а они огромны – на что они должны быть потрачены? Куда их нужно деть? По сути дела эту задачу решали уже несколько раз. Но всякий раз ее решать было трудно. Когда‑то было очень важно уметь делать физически тяжелую работу, богатыри пользовались спросом. Потом оказалось, что машины делают эту тяжелую работу все равно лучше. И пришлось сильно поменять образование. Всякий раз возникает ситуация, когда после большого переворота в средствах производства, то образование, которое до этого было сверхэлитарным, становится общим для всех, потому что иначе людям нечего делать в этом мире. И чем тогда будут отличаться элиты?

Мы сейчас понимаем, что современное сверхэлитарное образование – это тонкие различения. Человек, который может различать добро и зло, благо и пользу, работающее и неработающее, важное и неважное. Это очень сложная задача, и роботы этого пока не умеют. Да и люди умеют далеко не все. Предположим, у нас возникнет образование, благодаря которому практически каждый – 90 % людей – научится и разбираться в тонких различениях, и собирать несоединимое (тоже задача, которой робот не владеет). Тогда возникнет целая группа задач, которые будут решать люди. В то время как обеспечение простых вещей типа производства будут делать роботы.

Но нет ответа на вопрос: а что же станет в этот момент с образованием высокоэлитарным? Чему такому будут учить элиту, чего остальные знать не будут? Это те остальные, которые знают тонкие различения, искусство сборки, ориентируются в сложных системах знаний, выходят за пределы логики Аристотеля, – вот это знают все. Что тогда такого будут знать избранные? А пока нет ответа на этот вопрос, нельзя сделать существующую систему общедоступной. Это проблема, которая есть во всем мире.

В этом плане робототехническая революция – это огромный вызов человеческой философии. Сможет ли она сделать шаг, понимая, что теперь у нас есть такое представление, как предельный искусственный интеллект? Не тот, который есть сейчас, не тот, который будет через 50 лет, а предел, который является одновременно и пределом человеческих возможностей. Мы вновь приходим к известной задаче всемогущества. Но она из сугубой теории становится сугубой практикой. Это содержание происходящей сейчас философской революции Запада, от которой мы отстаем.

Мы столкнулись с очень серьезным вызовом. Этот вызов в нормальной ситуации является источником движения и мышления. И нам, и государству сейчас нужно думать. Мы столкнулись с той ситуацией, где нужно сперва решить задачу в мыслительном пространстве, в философском, прогностическом, а уже потом начать что‑то делать. Как правило же, сперва выделяют деньги на затыкание дыры, потом что‑то делают, а потом уже думают о стратегическом.

– Есть такое понятие в прогностике: «самосбывающийся прогноз». Это означает, что люди что‑то прогнозируют, а потом делают. Вот, например, американцы. Они несколько лет назад ввели понятие «конфликтные минералы». Они сказали, что следующие мировые конфликты будут идти не столько вокруг нефти и газа, сколько вокруг конфликтных минералов. Это редкоземы, золото, вольфрам. И действительно, с 2015 по 2018 год география локальных стычек на уровне вплоть до племенных в Африке почему‑то стала идти не в местах в большей степени нефтяных или газовых потенциальных полей, а в местах, где есть эти конфликтные минералы. Впрочем, за нефть и газ драться тоже будут еще довольно долго.

Конфликтность заложена в человеческой природе. В нашей биологии, в нашей истории, в нашей социологии. А каким образом мы этот конфликт рационализируем, то есть переводим в то, что мы сражаемся не ради славы, победы и наших богов, а исключительно прагматично за «конфликтные» минералы или нефть, способ рационализации может поменяться, но это рационализация конфликта, а не его причина.

– Сегодняшняя «холодная война» с США, с Европой будет усиливаться, и будет длиться долго, поколение, а может быть, и больше. Я думаю, что она будет продолжаться даже в случае полной капитуляции России по всем вопросам. Классический вековой конфликт – он надолго.

Можно сколь угодно ругаться с Западом, сколь угодно заниматься блокадой, но Запад считает Россию частью мирового порядка. И в новом порядке России выделено место. Может быть, не очень хорошее и приятное, но оно есть, а для многих стран там места не будет вообще. И не в том дело, что они нас очень любят, мы просто для них уже некая привычная сторона. А чего ожидать от, например, Кореи, если как делать ее одним из элементов порядка, они еще не знают. И предполагают, что ничего хорошего.

У нас, русских, очень сильный богатый язык. Он сложный, и по числу букв, и, тем самым, фонетических конструкций, а они развивают мозг, и по словарному запасу, и по широте спектра значений слов. Это, с одной стороны, делает нашу российскую цивилизацию довольно расплывчатой. Нам легче что‑то придумать, чем это что‑то потом заставить работать и приносить прибыль. Но зато придумать‑то нам легко.

Наша сильная сторона никуда не делась. Мы все еще хорошо умеем думать. И не разучимся, потому что в значительной мере это завязано на язык и на то, что у нас высокий статус образования. Да, его как могут гробят, но образование – это очень сложный механизм, где очень большую роль играет и семья, и информационная среда, и разнообразные клубные структуры, а не только государство. И даже если государство свою часть угробит полностью, остальное‑то останется. И останутся люди, способные к мышлению.

Россия не умеет драться за рынки, не умеет их удерживать и, тем более, проникать на существующие. Но Россия умеет создавать системы рынков. Новые, которых в мире еще не было. Это сильное умение, и его нужно иметь в виду.

А еще мы очень хорошие сборщики. Если вы поищете работу, которая открывала и полностью закрывала некую тему, то есть, буквально, – одна статья, одна книга, то с интересом выясните, что таких на русском языке много. Запад их часто не учитывает, не вставляет в рейтинги, но всегда пользуется. В качестве простого, но очень хорошего примера – таблица Менделеева. Это как раз тот случай, где в одной работе полностью открыта и закрыта тема. Это то, что мы умеем лучше других. Именно это и нужно делать.

-------------------------------------------------------------------

Хотите оперативно узнавать о выходе других полезных материалов на сайте "ГИС-Профи"?
Подписывайтесь на нашу страницу в Facebook.
Ставьте отметку "Нравится", и актуальная информация о важнейших событиях в энергетике России и мира появится в Вашей личной новостной ленте в социальной сети.