Алексей Чалый: современная инженерия "некулибинского свойства"

Алексей Чалый, генеральный директор компании «Разумные электрические сети», заместителя руководителя рабочей группы НТИ «Энерджинет».

О постановке задачи по цифровому РЭС

Давайте начнем с рассказа про Ваш новый проект, а потом перейдем к некоторым вопросам общего характера.

1. Давайте начну с постановки задачи по цифровому РЭС.

Мы должны встать на точку зрения государства. Она имеет две особенности. Эта точка зрения должна вбирать в себя одновременно эффекты, которые касаются и потребителей, и производителей энергии, а не только той или другой стороны. А эти эффекты во многом противоречивы. Например, мы хотим поднять надежность, от этого хорошо потребителям, но плохо производителям, потому что требует каких-то дополнительных затрат. Мы же должны встать на позицию государства, которое балансирует интересы и выступает от имени всех. Что такое хорошо, должно быть определено с точки зрения государства. Это первое.

Второе из этого же вытекает, — что наша точка зрения должна охватывать лет примерно 30. Почему? Потому что именно столько активы служат в энергетике, никак не меньше.

А зачем занимать такую позицию Вам — разработчику конкретных технологий?

Это для меня постулат, аксиома. Если такую аксиому не принять, то не понятно, чем мы в НТИ занимаемся. Все остальное — технологии всякие — должны быть «именем прилагательным» к определённой постановке задачи, они должны доказывать, что хороши с точки зрения постановки задачи. Поэтому я технологии не постулирую.

Все остальное — технологии всякие — должны быть «именем прилагательным» к определённой постановке задачи, они должны доказывать, что хороши с точки зрения постановки задачи.

Продолжим о проекте …

Если постановку задачи перевести на язык более-менее формальный, то получаем «формулу 3+3». С точки зрения потребителей есть три основных эффекта: надежность, качество и доступность. Надежность — это непрерывность энергоснабжения. Качество — это соответствие нормативам, соблюдение тех характеристик, которые могут влиять на потребителя негативно. И доступность — это когда я хочу здесь и сейчас столько-то киловатт, дайте мне их сейчас быстро и недорого! Это то, что потребитель хочет от электроэнергии, больше она ему вообще-то низачем не сдалась.

Чего хочет производитель, поставщик электроэнергии? Он хочет снизить затраты. Затраты состоят из трех основных составляющих: капитальные затраты, операционные затраты и потери. Рассмотрим их подробнее.

Капитальные затраты (капексы) составляют очень много, российская распределительная сеть стоит порядка 10 триллионов рублей. Если эти затраты на 30 лет разделить, то получается в среднем в год при нормальном состоянии всего этого мы должны 300 млрд на капексы отстегивать. Ну если, конечно, не хотим жить лет 20, ничего не делая, что уже случалось. А потом нужно будет ежегодно платить уже 600 млрд. Эти затраты никуда не выкинешь, это затраты на обновление стареющих сетевых активов. Особенность электроэнергетики в том, что основные активы стоят очень дорого. Вот, например, в IT-компаниях основные активы стоят очень мало на фоне выручки, прибыли. Никуда не денешься, так в принципе всегда будет, — чуть меньше, чуть больше.

Операционные затраты (опексы). Мы создали какую-то структуру, которая поддерживает ее текущее жизнеобеспечение, — всех, кто чинит, руководит, пишет отчеты, подключает потребителей — все это связано с содержанием организации. Это и есть операционные затраты в широком смысле понятия.

Потери, ясный день. Нам сбыт отдает сколько-то киловатт-часов, а сети до потребителя столько не доносят, и разницу, прошу прощения, по очень конкретному тарифу мы оплачиваем энергосбытовой компании. Это очень существенные затраты.

Понятно. И что с позиции государства с этим всем делать?

Секунду. Так как я говорю про тридцатилетнюю перспективу, то я не могу не учитывать текущую рыночную ситуацию, то есть стоимость денег. Конечно, я должен их дисконтировать, деньги дорого стоят у нас в стране. А это значит, что то, что произойдёт через 10 лет, для меня становится не сильно важно. При нашей ставке дисконтирования, принятой в энергетике, через 10 лет стоимость актива будет в 3 раза ниже, чем сейчас. В Штатах это было бы по-другому, тем более в Швейцарии.

Поэтому «что такое хорошо», с точки зрения государства, выглядит таким образом: это все — экономии по надежности, качеству и доступности, по капексам, опексам и потерям — складываем и вычитаем инвестиции. Это и есть эффект! Мы его хотим максимизировать. Такую постановку можно считать формализованной. Без такой постановки нельзя сравнивать технологии и решения, будет вкусовщина — мне нравится, а мне не нравится. Чем хороша цифровая подстанция? Киньте ее на эту формулу и покажите, хорошо получается или нет.

Интересный у Вас подход. Он построен на строгом определении меры справедливости, как в учении Платона об идеальном государстве… А как этот подход был использован при постановке задачи для проектов НТИ?

Она не такая строгая, потому что формула, о которой я сейчас рассказал, ко мне позже в голову пришла. Она звучит так: «Масштабируемая бизнес-модель района электрической сети нового технологического уклада, обеспечивающая надёжность, качество, доступность и потери на уровне США при минимальной себестоимости владения (целевой показатель — 75% от текущей себестоимости)».

Для оценки потребительских качеств я для бенчмарка взял Штаты. Они намного лучше по всем трем показателям и их энергосистема похожа на нашу (большие расстояния, много воздушных линий). Нельзя Германию брать для сравнения, ее энергосистема не похожа на нашу. Стран в мире с похожей на нас энергетикой четыре: Китай, Индия, Бразилия, США. Кого из них лучше всего выбирать для бенчмарка? Никто не подходит, только Штаты подходят. Тем более, что у них более развита экономика, их киловатт-час эффективнее нашего в 4,5 раза. Если разделить ВВП на потребленную электроэнергию, то американский киловатт-час производит товаров и услуг в 4,5 раза больше, чем наш.

Я помню, что когда Вы первый раз предложили такое целеполагание, то меня больше всего заинтересовало слово «бизнес-модель». Вы предметом проекта сделали не технологию, не продукт, а бизнес-практику.

Существенно еще то, что это масштабируемая бизнес-модель. Нам не нужно сразу решать глобальные задачи по всей стране, нужно сделать модель одной ячейки (РЭС — района электрической сети), потому что она более-менее одна и та же для всех РЭС. У нас их 2000. Отработал хорошо одну, потом 5, показал, что это эффективно, действительно добился по этой формуле всего хорошего, — и вперед, масштабируй на всю страну. А дальше предлагай для всего мира. Потому что весь мир организован ровно так же. В Штатах 3000 таких ячеек, в Южной Африке — 600, в Бразилии тоже 2000, как у нас. Принцип один и тот же, потому что это естественная форма территориальной организации во многих странах.

На что ещё хотелось бы обратить внимание, — что в данной постановке потребительские свойства сформулированы в виде ограничений. Надежность, качество, доступность как ограничения, т.е. достижение каких-то значений, а не максимизация. Целевая функция оптимизации — это себестоимость. Хотя в предельном случае я предлагаю максимизировать эффект, который включает в себя все шесть составляющих. Надо только суметь все слагаемые перевести в рубли, то есть мы ко всему должны приписать экономические весовые коэффициенты, которые переводят наши физические параметры в ущерб.

Это непросто…

Если у вас нет в расчете эффекта ущерба, тогда вы плохо этим занимаетесь, ведь он в жизни есть, и он всерьез есть. Вся экономика и энергетика Советского Союза и технические решения, которые были тогда приняты, они построены на понимании того, что ущерб есть. Иначе никто бы не требовал строить двухтрансформаторные подстанции.

Если у вас нет в расчете эффекта ущерба, тогда вы плохо этим занимаетесь, ведь он в жизни есть, и он всерьез есть.

Повторюсь, сейчас мы выбрали несколько упрощенную постановку. Из шести составляющих мы учли только пять, пока решили не учитывать снижение операционных затрат. При этом, только три учли в экономике (капитальные затраты, ущерб от прерывания, потери), а два учли в виде ограничений (качество и доступность). Это не очень красиво, лучше бы были весовые коэффициенты. Мы пока не можем все в экономику перевести. Минус инвестиции, понятно. По качеству и доступности мы в проектах вводим ограничения: напряжение в точках сети должно соответствовать нормативам, доступность должна соответствовать пятилетнему прогнозу роста потребления. То есть мы проектируем сеть так, что все потребители в горизонте пяти лет во всех точках сети будут иметь нормативное качество.

А почему операционные затраты выпали? Организационные изменения плохо даются?

Да, мы их проигнорировали, к сожалению. Это потому что уменьшение опексов связано с изменением организационной структуры, а сегодня не готовы сетевые компании даже с переходом на новые технологии сразу проводить организационные изменения и снижать затраты. Мы их из расчета эффекта сознательно убрали, но намекаем компаниям аккуратно, указывая расчётную трудоемкость в случае применения нашего подхода. Например, мы показываем, насколько опекс снизился при ликвидации аварии. Но мы просто показываем, а дальше субъекты думают, интересно им это или нет.

Да, социальные системы хуже всего поддаются инженерной рационализации.

2. О комплексном решении для цифрового РЭС

Постановка задачи предельно понятна. А какими технологическим решениями она может быть решена?

Какие технологии используются? Собственно говоря, их четыре. Но сначала давайте обсудим проблематику современной технологической организации распределительной сети.

Сеть сегодня сложена, грубо говоря, вот так. Есть подстанции (например, 35 кВ на 10 кВ), в них два трансформатора, из каждой подстанции выходит шесть фидеров 10 кВ.

Все фидеры, как правило, радиальные. Да, на самом деле они зачастую имеют физические связи между собой, между соседними подстанциями. Но при этом они не автоматизированы, поэтому это радиальная структура. Её проблема известна. Как только у вас авария в одном месте, у вас весь фидер вылетает. С точки зрения надежности, соответственно, у вас возникают серьезные проблемы: найти это место, локализовать, направить аварийную бригаду для ремонта. Причем локализовать аварию при данной организации сети тяжело, потому что обеспечить энергией в авариной ситуации можно тех, кто сверху, а с теми, кто снизу, ничего не сделать, — пока ты не восстановишь линию, они все будут сидеть без света. Распределительная сеть во всем мире на таком классе напряжения выглядит плюс-минус одинаково.

Еще неприятно, что релейная защита, которая стоит на выключателях, у основания подстанции, придуманная сто с лишним лет назад, идеологически не изменилась. Только тогда у людей, которые придумали релейную защиту, в руках были лишь куски железа и меди, и они сделали этот функционал, включая разные характеристики, — что они только там не навертели. А нынешние люди, имея на борту каждого присоединения компьютер, делают то же самое. И это как минимум странно. Но это является мировым стандартом. Хотя они сейчас много чего могут посчитать и реализовать, нет, они ровно эту характеристику выписывают, которую придумали инженеры сто лет назад, даже не поинтересовавшись, почему она такая случилась. Когда начинаешь в нее лезть, оказывается, что случилась такая, потому что на том устройстве другую было тяжело получить. Не потому, что она нужна кому-то именно такая.

Хотя они сейчас много чего могут посчитать и реализовать, нет, они ровно эту характеристику выписывают, которую придумали инженеры сто лет назад, даже не поинтересовавшись, почему она такая случилась.

Что поделать! Парадоксы инженерной традиции…

Еще что важно. Существующая процедура устранения аварий изначально плохая. Она состоит из N этапов: поиск, локализация, и потом только переходим к ремонту и сборке обратной схемы. К сожалению, этапы первые, они с точки зрения SAIDI самые плохие, потому что у нас еще отключены все потребители. Вот когда мы переходим к ремонту, жизнь становится легче, потому что к этому моменту мы уже локализовали какую-то часть сети, и даже длительность ремонта не так значительно влияет на интегральные показатели всех потребителей. А вот пока мы найдем в этой топологии, где авария, пока локализуем ее, — вот это самый поганый этап, но как раз на него технологией можно лучше всего повлиять. На время ремонта повлиять, например, тоже можно, но другими технологиями, они скорее организационного свойства, и они менее существенны при этом.

Много разных решений существует, многое пытаются сделать, но системных решений нет.

А что предлагаете Вы?

С той же самой сетью мы делаем следующее: мы соединяем фидеры соседних подстанций через реклоузеры, и выбрасываем те участки сети, что становятся лишними. По практике, лишнего оказывается раза в 3 больше, чем мы достраиваем. Иногда получается так, что нам вообще ничего не приходится достраивать. Обычные подстанции меняем на точки трансформации. Это означает, что нам нужен только трансформатор как точка ввода мощности — без всего остального, что стоит сейчас на подстанциях. В результате радиальную сеть мы превратили в ячеистую.

Подстанции, соответственно, упростились до полного безобразия, потому что, во-первых, не нужно столько фидеров, во-вторых, нам не нужно резервирование сверху. Я хочу заметить на всякий случай, что это резервирование, оно не касается потребителей, оно резервирует от отказов вышестоящей сети, но никак не от отказов снизу, которых основная масса. Поэтому это резервирование, зачем оно? Но вы можете сделать резервирование снизу. Если у вас аппаратура достаточно продвинутая для того, чтобы разбить РЭС на участки с подачей питания независимо для каждого куска, то тогда у нас вся остальная сеть остается запитанной при выбывании любого куска такой сети. Такую сеть мы назвали автокластерная. Это первое технологическое решение.

Подстанции, соответственно, упростились до полного безобразия, потому что, во-первых, не нужно столько фидеров, во-вторых, нам не нужно резервирование сверху.

Понятно, «автокластерный подход» переводит сеть из радиальной к ячеистой (mesh) топологии. А не получается ли такая сеть дороже?

Если это новая стройка, то капитальные затраты на автокластерную сеть меньше на 30–40%.

В этом году по новой архитектуре мы реализуем часть Сакского РЭС в Крымэнерго. Если все пойдет хорошо и подтвердятся наши оценки эффектов, то до 2021 года перестроим весь Сакский РЭС, а до 2024 года — все крымские распредсети.

Следующая технология?

Программный комплекс для моделирования сети — это новый продукт для проектирования сети по постановке задачи, о которой я говорил. Его разрабатывает компания, которая называется «Разумные электросети», которой я руковожу, в которой работает то ли 12, то ли 15 человек. Я из них знаю троих, потому что остальные по миру рассеяны. Но мне достаточно.

Эта программа помогает составить описание основных электрических параметров сети, положить сеть на геоподоснову, подобрать проектные решения, разработать функционал устранения аварий.

Исходные данные все вручную нужно вносить?

Достаточно много приходится вносить вручную. Берешь всю документацию — схему РЭС, схему подстанций, схему ТП, чтобы все это в программу перенести. Значительно облегчает работу использование в программе классификаторов (например, функциональных типов опор). Это необходимый этап работы, — не имея всей этой информации, считать надежность невозможно. Получаем модель, которая является и технологической, и электрической.

Дальше ее нужно положить на геоподоснову. Спасибо Яндексу за качественную аэрофотосъёмку, очень легко расставить электрические опоры вдоль дорог и в поле в модель сети, так как их прекрасно видно на снимках. В населенных пунктах сложнее, там деревья и сооружения могут загораживать опоры. У меня девочка-сотрудница не смогла в полной мере идентифицировать по расположению и по типам только около 3% опор. На эти места надо будет съездить и фотографии сделать, удостовериться, какой там тип опор. Но 97% данных мы получаем на основе документации плюс снимки с местности. Это про сборку модели «as is».

На этой модели уже можно посчитать все, что хочешь, в рамках нашей постановки. Не надо заказывать работы проектного института, который еще и неправильно считает, потому что используют эквивалентные схемы замещения сети. А программа формирует граф сетей, и здесь нормальное телеграфное уравнение всегда можно посчитать. И параметры надежности все считает, потоки мощности, потери, выделяет самые неприятные по потерям места, можно видеть падения напряжения, где плохо у потребителей с качеством.

Не понятно, у вас же оперативная информация не вводится, у вас только информация на основе проектной документации. Это расчеты именно по физике?

Конечно, это же модель сети. В каждом ТП сидит потребление среднее и пиковое, которое взято из данных энергосбыта.

То есть еще и эти данные вводятся, да?

Конечно. Без этого никак. Это полная модель, я должен взять данные энергосбыта: установленная мощность трансформатора, количество потребителей, которые к нему подключены, интегральные за год данные по потреблению. Кроме того, берем замеры пиковых дней на подстанциях и приписываем коэффициент пика всех ТП, питающихся от данной подстанции, ко всем ТП.

А как эта программа используется при проектировании?

Да этот же пакет используется для модернизации сети, причем все проектные решения оцениваются с позиции вышеуказанной постановки задачи, а также следуют идеологии, о которой я рассказывал. В пакете заложены технологические описания новых аппаратов, например, таких, как реклоузеры.

Человек это делает сейчас вручную, к концу года, я думаю, это будет расставлять автомат.

Система пока не может автоматически поставить реклоузер на правильное место, но позволяет точно сравнить два проекта между собой и выбрать лучшее. Сейчас это делает человек в полуавтоматическом режиме. То есть человек двигает реклоузер по опорам, быстро осуществляется расчёт надежности, и ты смотришь, где лучше. Есть методология, мы реализуем сейчас метод покоординатного спуска. Скажем так, это многопараметрическая задача, в которой нужно достичь глобального минимума. То есть, поскольку у нас на кластере, электрически-связанной части сети расположено какое-то количество реклоузеров, которые должны встать в оптимальные места, существует решение с оптимальными местами. Ну и вот поочередно начинаем гонять все эти реклоузеры, каждый раз достигая локального минимума, пока не придем к глобальному. Человек это делает сейчас вручную, к концу года, я думаю, это будет расставлять автомат.

Понятно, вы при помощи данного инструмента создаете полноценный цифровой двойник объекта деятельности — РЭС. Давайте пройдемся по остальным технологиям.

Очень важно предложить новую технологию релейной защиты. Мы создаем аппараты-реклоузеры, которым не нужны уставки. Сейчас каждый раз при изменении сети, при изменении конфигурации, в частности, при подключении новых абонентов, нужно садиться и пересчитывать уставки, по крайней мере, проверить, что они не уплыли. Потому что внутренне в защиты сейчас заложен достаточно такой, в общем-то, тупой функционал.

Основная защита — это, как известно МТЗ — максимальная токовая защита. Короткое замыкание и большой ток — это не синонимы. Большой ток может случиться от других причин. От короткого замыкания может случиться не очень большой ток, если у вас длинный фидер, и там в конце замыкание. То есть это известные проблемы, и их пытаются решать всякими более тонкими настройками, инверсными характеристиками, более точными расчетами, уставками зима-лето и т.д. Много всего наворочено, что требует обслуживания и может повлечь за собой серьезное количество ошибок.

Если отвлечься от этого постулата и вспомнить, что короткое замыкание — это физическое замыкание двух проводов, значит, при этом изменяется структура сети. А сеть описывается некими уравнениями. Если эти уравнения в реальном времени решить, то получим существенно более чувствительную к КЗ и, одновременно, не чувствительную к паразитным режимам, защиту. Ресурсные основания у нас для такого подхода теперь есть: аппарат имеет на борту 10 широкодиапазонных датчиков — 3 датчика тока, 6 датчиков напряжений и один датчик тока нулевой последовательности— и фактически приличный промышленный компьютер.

Да, функционал защиты не тот, к которому мы все привыкли, но, оказывается, что на всех аппаратах можно поставить одну и ту же защиту, они вообще не отличаются друг от друга, и при этом они будут правильно выделять повреждённый участок. В итоге, получается, что все аппараты, стоящие в автокластерной сети, одинаковые. Это — огромное подспорье.

Функционал у всей этой популяции аппаратов очень напоминает, если аллегории приводить, каких-нибудь пчел, когда большое количество одинаковых субъектов, каждый из которых туповат слегка, но их совокупность ведет себя гораздо умнее, чем отдельно взятый субъект. Вот здесь та же самая история.

Нужна ли какая-то в реальном времени связь? Каждый работает автономно?

Каждый аппарат работает автономно. Но он знает то, что другой знает то же, что и он.

Функционал у всей этой популяции аппаратов очень напоминает, если аллегории приводить, каких-нибудь пчел, когда большое количество одинаковых субъектов, каждый из которых туповат слегка, но их совокупность ведет себя гораздо умнее, чем отдельно взятый субъект.

Он по этим 10-ти параметрам измеряет, что происходит, и знает, что тот, кто стоит с ним в связке, тоже это измеряет, и он будет себя вести определенным образом. А он реакцию того видит, отключился ли он или включился — напряжение пропало или нет. Он знает, что у него за спиной вышестоящий, потому что у него направление мощности туда. А там нижестоящий. Если у него тот отключился, у него пропало с этой стороны напряжение, и он это видит.

И не нужно настраивать каждый отдельно?

Не нужно, просто ставить и всё. В этом основная особенность. Вот мы сейчас это на Сакском РЭС отрабатывать хотим. Если получится — это будет что-то действительно новое. Модульность, гибкость. Большие объекты, индивидуальные настройки заменяем совершенно стандартными аппаратами, которые можно повесить на любую опору. Он сломался, его выкинули, поставили такой же точно. Он сам по себе маленький, компактный и совершенно типовой. На складе нужно иметь только его, не нужно больше заказывать ничего. Надежность, кстати говоря, отработана очень высокая.

Понятно, основной архитектурный элемент автокластерной сети — реклоузер — реализован на принципах Plug&Play, а также мультиагентного управления. Мы подобрались к последней технологии. Что это?

Это продукт для управления этим всем безобразием, продукт для диспетчеров. Он осуществляет управление в режиме «мягкого» реального времени. Каждые 5 минут происходит съем данных со всех аппаратов-реклоузеров, затем данные загружаются в модель сети, пересчитываются параметры падения напряжения, вычисляются потоки мощности и т.п.

А измерение где производится?

В реклоузерах. У них же у всех идут измерения. Автоматика их работает постоянно и отрабатывает за миллисекунды. Но каждые 5 минут в медленном режиме она сгружает свои данные на сервер. Сервер это загружает в модель, данные со всех измерений, всё пересчитывает и восстанавливает модель сети.

На базе этой системы мы организуем с элементами искусственного интеллекта автоматизированное управление различными процессами, например, процессами ликвидации аварии. В чем состоит элемент искусственного интеллекта? В том, что программа выдает автоматические подсказки диспетчеру.

Кстати, по безопасности очень серьезные предоставляются возможности. Стоит куча блокировок — система, например, не даст включить аппарат на линии, которая заземлена, не даст включить аппарат на линии, на которой работают люди. Запретит просто. И напишет: «Друг, люблю, ценю, но включать не дам». И запишет в протокол для прокурора.

То, что управление не полностью автоматизировано и реализуется в виде советчика — это исключительно из нормативных соображений. Мы не можем нормативно это преодолеть, поэтому мы даем подсказки, а диспетчер принимает «да» или «нет». В большинстве случаев это сводится к тому, что пакет считает оптимальную процедуру по ликвидации аварии — куда послать аварийную бригаду, что делать, что отключить, что включить. У диспетчера есть все права нарушить рекомендации, но потом, правда, придется объяснять, почему.

Резюмируя архитектурно-технологическое решение вашего варианта цифрового РЭС, можно отметить следующие его свойства: ячеистая топология, Plug&Play подключение компонент, цифровое моделирование, агентное управление быстрыми процессами, интеллектуальное управление медленными процессами. Мне представляется, что это достаточно полноценное отражение технологического фронтира новой промышленной революции.

3. Немного об энергетике будущего

Когда я перед интервью упомянул «цифровую энергетику», Вы сказали, что такие термины не используете. Ну, а как вы можете охарактеризовать те качественные изменения, которые в настоящее время происходят в электроэнергетике?

Я могу сказать следующее. Мы начинали с железа. Потом это железо усложнялось, усложнялось, и мы продолжали двигаться в этом направлении… Вот сейчас двигаться по пути улучшения железа коммутационного аппарата совершенно некуда. Мы довели аппараты до предельного уровня, когда со всех сторон уперлись в физические ограничения: по напряжению, по механике — по всему. Лучше, я не знаю, кто-то придумает или нет когда-нибудь. Я не доживу, видимо. Все выжато уже. Туда деньги вкладывать бессмысленно.

Но ведь как развитие шло? Сначала появилась просто железяка хорошая, а потом умная железяка — реклоузер, и понеслось. Что такое реклоузер? На борт поставь систему измерения, на борт поставь защиту, на борт поставь коммуникацию, а сверху потом софт сделай, чтобы ими управлять. А далее по пути наращивания возможностей этого софта. Вот тут никуда не денешься, называйте это цифровой энергетикой, как хотите, но суть состоит в том, что сегодня удельная стоимость электроники с требуемым функционалом такова, что на каждом присоединении висит большая вычислительная машина с гигантской производительностью. Нам еще вчера в голову не приходило, что такое вообще возможно. Но это факт. Раз мы эти машины в сеть поставили, значит, сверху нужно сделать надстройки, которые позволят с помощью них получать эффекты. Совершенно точно, что все будет развиваться в этом направлении, да мы и сейчас в этом уже живем.

Насколько, с Вашей точки зрения, поменяется структура энергетики в ближайшие 10–20 лет? Будет ли продолжаться масштабное развитие ВИЭ или, может, будет откат обратно к более традиционной энергетике?

Может быть, сейчас экономически эффективных решений для замены традиционной энергетики нет. Я не профессионал в альтернативной энергетике, но, сколько в нее ни погружался, экономических аргументов в ее пользу не нашел. Не в счет некоторые локальные истории типа Саудовской Аравии или Эмиратов, где очень много солнца, и складываются обстоятельства, которые работают на то, чтобы здесь это оказывалось эффективно. В принципе, глобально это не летает сегодня. Я в этом не профессионал, но мое ощущение такое.

А может, сейчас что-то технологическое появится, или уже появилось, что приведет к серьезным изменениям? Например, накопители энергии, водородная энергетика, постоянный ток…

Давайте начнем сначала, чего мы хотим, теперь уже как мир? Что нас не устраивает в сегодняшней ситуации? То, что мы истощаем свои ресурсы, экологию портим? Здесь какая-то политика замешана или экономика? Но экономику мы точно не улучшаем от процессов декарбонизации. На самом деле, развитие этих вещей в значительной степени носило конъюнктурный характер. В Германии «зеленые» избирались и отказывались от атомной энергетики, соответственно создавались нормативные акты, которые способствовали тому, что люди ставили солнечные батареи, как сумасшедшие. Но это же искусственно создавалось, деньги вытаскивались из немецкого бюджета. Что ни говори, это так.

Но сейчас через образование это все входит в культуру, становится новой нормой жизни, и для молодого поколения «зеленая парадигма» становится осознанным выбором. Что тут плохого?

Не вопрос, честный осознанный выбор. Проголосовали, выбрали «зеленых», платите и не плачьте по высокой стоимости киловатт-часа. Но это же не про то, что это эффективней. В США федеральное правительство на 30% дотирует ВИЭ, кроме того, правительство штата добавляет. Я работал на рынке солнечной энергетики в США, и мне эта тема показалась настолько конъюнктурной, что я потерял к ней интерес.

А вообще, я много лет потратил на то, что делал компоненты для распредсетей, мне сейчас интересно посмотреть, как из этих компонентов складывать новые системы, позволяющие получать новые эффекты. Сейчас мы это и делаем. Осталось найти заказчика, которому действительно нужны эти эффекты!

Да, давайте обсудим эффекты и заказчиков Вашего нового проекта.

4. Кому новые эффекты?!

Можно ли уже сейчас оценить эффекты от реализации проекта в Сакском РЭС?

Прогноз эффекта по проекту интересный, с точки зрения той постановки, которую я описал. Пока могу сказать, что по нашим оценкам подтверждается снижение капитальных затрат на 30–40%, снижение трудоёмкости ликвидации аварий на 60%, нагрузочные потери уменьшаются на 20–40%, SAIDI падает в 3–10 раз в зависимости от особенностей исходной сети (кстати, мы научились улучшение надежности переводить в экономический эффект), качество гарантируется во всех точках сети при нагрузке, соответствующей прогнозной с горизонтом планирования 5 лет.

Как вы улучшение SAIDI переводите в экономику?

Я здесь переводил очень по-простому. Я обратился к нашему бенчмарку — американскому опыту, американцы этим вопросом занимаются очень серьезно, потому что их вопрос системной оптимизации — соотношения затрат и надежности — очень даже интересует.

Они оценивают, сколько необходимо сетям понести затрат для снижения SAIDI (Utility cost), а также какой экономический ущерб ожидает потребителей при данном показателе SAIDI (Customer cost). Исходя из этого, можно определить оптимальную точку, в которой сбалансированы интересы как сети, так и потребителей.

А если пояснить на бытовом уровне? Оценивается то, что потребители за период времени прерывания энергоснабжения чего-то там не производят и несут экономические потери?

Да. Проще всего на коммерческих потребителях пояснить. Стоит ресторан в Москве, его на 2 часа «рубанули» вечером, сколько клиентов встало и ушло? Совсем простые вещи.

В этом плане понятно, что если на сетевые компании никто за это в суд не подает, то…

Да, у нас нет коммерческой обратной связи. Точнее, обратная связь есть, но она в специфическом виде существует. Она некоммерческая. Например, если этот дом принадлежит прокурору, то его отключать не надо. Если это — детский сад, больница или любой другой социально-значимый объект, — значит, там надо не лежать на боку, а надо бегать. А если это деревня Кукуевка, да и чёрт с ней, посидят там без электричества, подождут.

А в физике как можно увидеть эффекты?

Можно посмотреть первый объект цифрового РЭС, который мы поставили в селе Штормовое, — первая упрощенная подстанция, две точки трансформации с 35 кВ на 10 кВ, называть его подстанцией как-то даже не хочется. Эта точка без распределения, не нужно здесь распределение в нашей идеологии. Разветвление идет дальше по сети, там, где это нужно, а не там, где привычно, потому что не было технологии другой, кроме как создания таких подстанций. Но вот сейчас эта технология есть. И это получается существенно дешевле.

Мы даже не ставили новые опоры, у них опоры стояли на вводе в подстанцию, мы к ним просто прилепили 2 трансформатора с парами реклоузеров 35 кВ и 10 кВ.

А если смотреть на физические параметры всего проекта, они достаточно интересные. Мы планируем строительство 45 км воздушных линий и 1,7 км кабельных линий. При этом можно будет вывести из эксплуатации 160 км воздушных линий и почти 20 км кабельных. Из 140 ячеек отходящих линий можно будет вывести из эксплуатации 86, реклоузеров нужно поставить 88. Ретрофит оставшихся ячеек, то есть перевод с масла на вакуум, — 52 шт. Вот это физические показатели проекта, то, что мы планируем сделать в РЭС.

Что происходит в итоге со старой подстанцией?

В России 20 с лишним лет мало что делалось в распредсетях. Здесь, в Саках, не делалось ничего. Последняя подстанция построена в 1988 году. То есть, соответственно, возраст всех подстанций от 30 до 60 лет. Некоторые отработали по два нормативных срока. А сейчас замена подстанций 60-х годов — гигантские деньги. А заменять их все равно придётся.

Какие финансовые источники позволят реализовывать подобные проекты?

Вот что мы делаем в Сакском РЭС: мы взяли титулы из существующей инвест-программы, большая часть из которых — это реконструкция одной, правда, головной подстанции и замена провода на одной линии 35 кВ. Мы их взяли и хотим за эти же деньги сделать то, что они планировали, но по-другому, да попробуем еще весь РЭС реконструировать, а это 24 подстанции. То есть попробуем все это сделать за те же деньги, что заложены в инвестпрограмму, не выходя из существующего тарифа.

Мы сейчас в «Энерджинет» отрабатываем регулярный механизм, который позволит обеспечивать возврат инвестиций в таких случаях. Когда Вы говорите, что нужна государственная позиция, то вы имеете в виду необходимость введения подобных механизмов?

Не совсем. Я же говорю о системном конфликте между потребностью в обновлении основных фондов распределительных сетей и ограничениями на рост тарифа. В рамках существующих технологий данный конфликт, очевидно, не разрешим. В рамках новых — вполне возможно. Эффекты, как я ранее говорил, получаются сильные. Но для того, чтобы реализовать конкретное решение, нужна государственная позиция в определении целевых показателей потребительских свойств электроэнергии (надёжность, качество, доступность), желательно в экономических метриках. Тогда новая технология проектирования, о которой я упоминал, позволит ответить на вопрос о необходимых для достижения этих целевых показателях затратах и возможности решить эту задачу в рамках существующего тарифа.

А когда в Калининграде делали проект, было не так? Почему не хватило того пилота для апробации нового подхода?

Мы еще этого не знали. Мы брали существующую сеть «как есть» с расчетом на то, что она «правильная». Потом, когда я вручную рисовал на бумаге схемы, я понял, что линии уложены очень плохо. Мы гораздо больше тратим денег на эксплуатацию. Кроме того, такая топология ограничивает возможности улучшения надёжности. Отсюда, из калиниградского проекта, родилась идея системного моделирования сети: во-первых, нужно проектировать, имея в голове формальный критерий, во-вторых, работать с моделью сети как электрической, так и географической. Позже выяснилось, что нужна еще и функциональная модель. Тогда можно формально правильно всё проектировать.

Позвольте я резюмирую проблемную ситуацию. У вас есть технологический подход, позволяющий разрешить важное системное противоречие между потребностью в обновлении основных фондов распределительных сетей и ограничениями на рост тарифа, но нет общественного института, готового создать условия для масштабного применения этого подхода. Это стратегический риск для проекта. Похоже, что Вы первый, кто в “Энерджинет” уперся в практические задачи общественных изменений. Но на то и НТИ, чтобы эти задачи решать.

5. Сеть как инфраструктурная платформа для новой энергетики

Вы рассказали, как повысить эффективность распредсетевой инфраструктуры, которая обеспечивает те функции, которые от нее требовались с момента появления сетей. Но в мире, а в последнее время и в России, все больше говорят о появлении новых пользователей сети — активных потребителей, просьюмеров, электротранспорта, владельцев распределенной генерации и систем накопления энергии, поставщиков различных энергетических сервисов. У них свои требования к сети, отличающиеся от тех, что были. Связана ли ваша модель цифрового РЭС с этой постановкой задачи? Или это совершенно другая задача?

Я думаю, что связана. Я не сказал бы, что это точно одно и то же, но это связано. Если нашу новую архитектуру сети сравнить с той, что мы имеем сейчас, то увидим следующее. В новой архитектуре появляется взаимосвязанность отдельных участков сети друг с другом, это позволит вам завтра включать в нее источник энергии в любое место. Она сейчас уже вся построена на обмене энергии между участками сети. По сути, мы делаем бесконечную сеть, которая разбита на участки, сетевые ячейки. В каждой ячейке есть некоторые центры, откуда энергия вбрасывается в сеть, кроме того, в сети есть куча потребителей. Структурно источник и потребитель перестали отличаться в этой автокластерной сети.

А вот эффективней распределенная энергетика или нет, это уже не мой вопрос.

Но там же генерация может портить качество, появляются гармоники…

Ну, гармоники — это отдельная тема. Наши узловые аппараты, как я уже говорил, видят во все стороны, и видят правильно. Их очень сложно “надуть”, потому что у них гораздо более сильные критерии используются, чем те, которые есть сейчас, — критерии физического замыкания.

Я знаком с работами по релейной защите, относящимися к распределённой генерации. Знаком с проектами, связанными с внедрением распредустройств для солнечных батарей. Мне знакома проблема с настройкой подключения такого генератора, это множество требований и спецификаций. Но все остаются, опять же, в логике, что та релейная защита, которая есть, это must have, и максимум, что мы можем в этих рамках — это какие-то уставки подкручивать. А в этой парадигме это делать трудно.

То есть в новой парадигме инфраструктура становится адекватной для двустороннего обмена энергией?

Да, у нас реализован двусторонний обмен энергией, потому что если умирает один источник, у нас по сети обеспечивается полное резервирование. А это значит, один источник имеет право умереть всегда. То есть, имеет право быть нестабильным генератором (солнечным, ветровым, другим).

Насколько пилотный проект, который вы делаете в Крыму, может быть расширен в части интеграции распределенных источников энергии?

Сакский РЭС — это, наверное, лучшая “поляна”, которую сейчас в бывшем Союзе можно вообще придумать, потому что самая крупная солнечная электростанция в Европе расположена здесь. Там же гигантская ветростанция стоит.

Ну, это концентрированные источники. А именно распределенная малая генерация как-то развивается в Крыму сейчас?

Не развивается. Ну а как она будет развиваться при наших тарифах?

А можно ли с помощью таких аппаратов-реклоузеров держать баланс в РЭС? Понятно, что есть шина бесконечной мощности, откуда всегда можно подтягивать энергию. А если она исчезает, и вместо единой точки присоединения, предположим, будет 3 точки трансформации с ВИЭ и, допустим, дизелем?

Конечно, можно. Система сложена так, что аппараты автоматически реагируют только на аварии. Это быстрая реакция. Она точно должна отработать без всякой коммуникации, используя принцип муравьев или пчел. А вот то, о чем вы говорите, это не мгновенная реакция, она все-таки относительно медленная, типа диспетчерского управления. Аппараты достаточно умные для того, чтобы грузить информацию по событиям. То есть они увидели — пошло отклонение, они не раз в 5 минут будут грузить, они сразу загрузят это. Счет будет идти на секунды или доли секунд. Но они должны загрузить это в общий мозг, потому что один аппарат сам по себе способен видеть только критические режимы, а мозг способен проанализировать всю ситуацию и раздать команды.

Для реализации данного функционала многое есть: измерительные устройства, каналы связи, точки коммутации. Вопрос в алгоритме, который надо под этот процесс разработать.

Если проводить аналогии, то здесь хорошо подходит наша нервная система. Представьте, что вы трогаете что-то горячее, и вы отдергиваете руку. У нас есть нейроны чувствительные и двигательные. Чувствительные нейроны передают информацию до ближайшей точки на позвоночнике, и оттуда сигнал возвращается на отдергивание, потом этот сигнал придет по медленному пути в головной мозг, и мы чувствуем боль. На самом деле мы отдергиваем руку раньше, чем чувствуем боль. Разделение быстрой простой функции с медленной качественной значительно отличается, и та задача, о которой вы говорите, это для головы.

А есть ли смысл подключать, например, крупных потребителей через такой аппарат? Для того, чтобы, когда у нас будет потребителей n+1 и все они будут подключены через аппараты, можно будет их отключать/включать для поддержания баланса?

Можно все что угодно, вопрос в количестве денег. Делаем автокластерную сеть — она двухуровневая — есть секции первого уровня, а есть секции второго уровня. Секция первого уровня интеллектуальная и полностью управляемая, а секция второго — проще, только ручное секционирование. Надо всегда исходить из соотношения баланса полезности и затрат. Вся идеология выстроена из этого.

Получается, что предлагаемое Вами изменение топологии сети и некоторых технических решений позволяет ей стать платформой для энергообменов между субъектами распределенной энергетики. Это очень серьезное дополнение к разрабатываемой нами сейчас архитектуре Интернета энергии (IDEA).

6. Ученый или предприниматель?

Алексей Михайлович, давайте немного поговорим про Вашу историю. Ваш первый стартап — компания «Таврида электрик» — в настоящее время крупный игрок на мировом рынке электротехнического оборудования. Как быстро с момента создания компания вышла на зарубежные рынки?

Достаточно быстро, но только сегодня я с «Тавридой» никак не связан.

Про историю… Я был первым, кто из бывшего СССР испытывался в Kema (крупнейший в мире испытательный центр электрооборудования). Это было в 1994 году. «Таврида» была организована в 90-м, работала еще в СССР как инжиниринговая компания, которая занималась разработками. А через год после создания «Тавриды» закончилась страна. Пришлось переключаться на производство и продажу того, что мы придумали, в общем, пришлось заняться коммерциализацией наших разработок.

В 1991–94 гг. мы выросли из подвала в неподвал. В те годы западный мир стал смотреть на нас как на потенциальный рынок, — сюда стали кататься большие менеджеры, и мне удалось познакомиться с некоторыми из них, договориться, и я поехал тогда проводить в Kema испытания, и первый привез сертификат МЭК на наше оборудование.

Потом, в 96-ом году мы на выставку в Ганновере поехали и привлекли там к себе внимание. С 2000-го года мы стали лидерами российского рынка, и одновременно появились представительства по разным заграницам.

А какой секрет успеха компании? У вас сразу исходно была сильная конкурентная техническая составляющая?

Да, мы просто сделали продукт, выключатель, впервые совершенно по другому принципу построенный. Выключатель, который не требует обслуживания. На рынке электроаппаратостроения это «бомба» была, потому что никто себе никогда не представлял, что такое возможно. Все делали плюс-минус одно и то же. И это всё сопровождалось такой книжкой с перечнем запасных частей и с регламентными работами, которые нужно проводить на аппарате. Мы сделали аппарат, на который поставили пломбу — его открывать не надо. Всё, его купили, и забудьте. Через 30 лет можете выкинуть. И это основное. К этому еще бонусом пошли очень маленькие габариты, хорошая надежность и свобода ориентации в пространстве — это стало крайне удобно для производителей распредустройств в РФ. Он влезал везде. Он как автомат Калашникова был.

А как вы пришли к таким формулировкам потребительских свойств?

Никак. Мне просто хотелось сделать что-то прикольное, и всё. Я в 1988 году в поезде между Белгородом и Курском, в тамбуре, после провальных испытаний в Москве придумал этот прибор. Приехал, быстренько сделал, попробовал — работает.

На более поздних этапах я мог как-то сознательно думать про рынки, про свойства потребительские. А тогда мыслей таких не было. Потребительские свойства в 1988 году — что это?

Открываем интернет, там пишут, что Алексей Чалый — ученый и предприниматель, и потом еще политик. Меня третья часть меньше интересует. Вы себя как больше воспринимаете, вы ученый или предприниматель?

Сложно очень сказать, потому что я всем занимался.

Когда в 1988 году вы…

Какой в 1988 году, к черту, предприниматель! Инженерия, скорее, была с наукой сильно замешана. У меня всегда получалась инженерия «некулибинского свойства». Иногда я могу придумать формулу и, размышляя над тем, как она применится к железу, придумать железо. Поэтому точно много составляющей прикладной науки. Я уже «сыграл» в четырех разных технических нишах — вакуумные камеры, выключатели, релейная защита, реклоузеры/КРУ. Сейчас пятой занимаюсь. Старые ниши уже надоели. Я никогда не занимался системами, для меня это что-то новое, интересное.

Инженер, прикладной ученый движется от технического вызова. Предприниматель — от рынка…

Тогда не было рынков, но понимание потребностей было. Я тогда уже наездился по заводам разным, у нас были договоры со сталелитейными заводами. Когда ты видел электроцех какой-нибудь «Запорожстали», который завален запчастями масляных выключателей, а люди по локоть в масле ковыряются. Я отстоял несколько смен на печке, и не было двух смен подряд, чтобы не отказал масляный выключатель — никогда такого не было. Когда я чуть не «закозлил» плавку, я понял, что с такой аппаратурой работать нельзя. Есть потребность в том, чтобы она работала по-другому. В этом смысле такое понимание потребности было, конечно, не про экономику, а про эксплуатационное удобство. Эксплуатационные свойства были либо для конечного потребителя, либо для промежуточного потребителя, который вставляет твое устройство, куда ему надо, чтобы было удобно.

Получается, что вы движетесь от вызова, но не абстрактного, а задаваемого потребностями, болью. Это помогло Вам стать и предпринимателем. Со временем подход как-то менялся?

Со временем он расширяется. То есть я раньше работал с отдельными устройствами, когда все начиналось, а сейчас, видите, забрался куда, и даже не знаю, в правильное ли место я зашел, или это перебор уже. Потому что я пришел к одному противоречию: хорошо, я могу это все придумать, а кому это надо?

А так, все роли накладываются друг на друга, первопричину не найдешь.

7. О национальных особенностях технологического предпринимательства

В сообществе «Энерджинет» достаточно много компаний. Но они все работают преимущественно в России, максимум выбираются в ближайшее зарубежье. Мне представляется, что есть какой-то барьер психологический или социокультурный — люди просто боятся выйти за пределы своего “домашнего” рынка, съездить на выставки и завязать деловые контакты. Есть такая проблема?

Я знаю по факту, что есть. На протяжении 15 лет мы катались на разные выставки и были единственной компанией, которая представляла Россию. За исключением того, что иногда приедут отечественные госкорпорации. Но из технологических компаний почти всегда мы были единственными.

Откуда такая проблема берется? Если честно говорить, это связано с нашим внутренним устройством страны, проблемой той самой свободы предпринимательства. Причем, эта проблема не только российская. Например, это и немецкая проблема, — у немцев тоже нет независимых предпринимателей. У них есть “Сименс”, “АББ”, и все там работают. А вот в Англии есть предприниматели, и в Штатах их полно.

В Германии же очень много малых и средних производственных компаний…

Там нет венчурных и предпринимательских компаний. Там есть малые и средние технологические компании, которые служат “Мерседесу” и делают какой-нибудь болт в третьем поколении для “Мерседеса”. Гиганты опираются там на десятки тысяч мелких компаний, которые обеспечивают выполнение на высоком профессиональном уровне каких-то маленьких, узких задач. Но это же не предпринимательство. Я же говорю про тех, которые развивают область знания. В Англии я вижу таких, в Германии таких я не знаю. В Америке таких очень много. В России тоже есть, но многие не выходят на серьезный уровень. А в Америке они поднимаются наверх, и их там «разбирают» крупные компании — их покупают, либо в 80% случаев для того, чтобы убрать с рынка как самостоятельных игроков, либо для того, чтобы коммерциализировать технологию, — это счастливчики.

Когда вы выходите на новый продукт и тем более, когда это продукт нового масштаба, когда вы от устройства переходите к системе, то возникает потребность в иной организации работы? Например, наш коллега из Института арктических технологий МФТИ Игорь Озерных занимается воссозданием на новом технологическом уровне конструкторского бюро (КБ). Видите ли Вы подобную задачу со своей колокольни?

Я не так вижу. Я не верю в отдельные КБ, сказать честно. Я верю в компании. Компании — это совершенно другое, технологические компании — это и наука, и КБ, и продажи, и производство, в меньшей степени, — это самая неинтересная и самая нетворческая часть компании. Почему «Таврида электрик» в последние годы движется к тому, что убирает из своего контура производства, которые не являются уникальными? Потому что они не нужны компании. Я верю в это, если во главе стоит человек с головой, то он должен все это у себя в голове совмещать и организацию всю видеть.

Почему мне проект цифрового РЭС сейчас интересен? Потому что он требует такого совмещения на качественно новом уровне. КБ вообще ни о чем. А кто идеологом будет, простите? Наука быть идеологом не может, нужно знать рынок. Но, не понимая науки, нельзя придумать уникальный продукт. Он редко рождается просто из понимания потребительских свойств. Вот ребята (показывает на iPhone) умудрились сделать продукт из понимания потребительских свойств. Они ничего нового технологически не придумали. В нашей области это гораздо сложнее в этом смысле, потому что, кроме потребительского понимания, нужно еще придумать что-то новое в технологии.

То есть важно, чтобы в одной голове уместилась вся цепочка создания нового продукта: от нового знания до продаж…

Вот я говорил про высокотехнологичные венчурные компании в Англии и Америке, там такие люди стояли в их главе, я таких людей знаю. А в той же Германии таких нет, и во Франции нет. По крайней мере, я, проработав много лет в определённой нише, таковых не встретил.

А в России такие люди есть?

Есть, но мало. Нескольких я знаю.

Но, может быть, это сугубо ваша уникальная история, у вас так совпал набор компетенций, что вы и про то, и про то? А в общем случае нужно какое-то системное решение такой задачки без опоры на особенности личности лидера?

Мне трудно отвечать на такие вопросы, потому что я знаю то, что знаю. Есть же у нас Касперский, это же та же самая история, по большому счету. Он придумал себе эту нишу, он понимал технологически, что что-то такое может родить, чего другие не могут. Он сумел это всё организовать, построить, вышел на международные рынки, он же там очень приличную долю занимает в своей области. Есть ребята из «Яндекс», которые очень многих опередили, насколько я знаю. Есть «1С» — сильная компания, хорошая, тоже начинала с нуля.

Всё что вы называете — это лидерские компании с сильной личностью во главе.

А другого не дано! А это (показывает на iPhone) — не личность? Суперличность! А основатель “Майкрософт” — это не личность? Личность. Все мировые автомобильные бренды — это конкретные личности с известными всем фамилиями. Хотя, называя эти бренды, уже часто не понимаешь, что это были конкретные люди, бизнес которых вышел из гаража или подвала.

Я слышал, что Вы как-то пытались решить задачку трансфера своей модели организации технологического бизнеса на другие компании. Не получилось?

Не получается это. Например, я начал проектировать цифровой РЭС, пакет разработал, написал методические рекомендации, отдал проектантам. Я же сам только разрабатываю продукт и продаю, и должен обучить тех, которые должны им пользоваться. Не летает, делают ерунду какую-то. Тогда я беру к себе в подмастерья двух человек, сажаю рядом и каждый день индивидуально с ними работаю. Тогда они обучаются. Знаете, мне это чем-то напоминает школу Резерфорда. Когда нужно выпустить индивидуальность, настоящего профессионала, никакие системы не работают. Из него что-то вырастет или нет, он просто должен общаться с учителем. Как это работает, на каком уровне происходит эта химия, непонятно.

Вы же запустили с питерским физтехом образовательный проект, и у вас он давно функционирует…

Это подготовка студентов, это немного другое.

Но там похожая система. Потому что создан серьезный научный коллектив, состоящий из представителей трех научных направлений. Там с каждым студентом носятся, у них сложная программа обучения, у нас сейчас всего 4–5 человек в год выпускается. Но те, кто доживает, — это же монстры! Они же и придумают потом это оборудование, которого еще нет в природе.

Я иногда просто прикалывался. Говорю, смотрите, чтобы аппарат был совершенный, со взглядом в будущее, нужно создать датчик напряжения, и называю требования, которым, как я знаю, удовлетворить невозможно. Самое смешное, что они сделали его. Они не знали, что нет решения, они нашли уникальный полимер, оказывается, что он есть, никто его раньше не перерабатывал, научились его перерабатывать, лить из него отливки, залить в резину с покрытиями и т.д. И сделали! Сейчас такой датчик интегрируется во все серийные устройства. Можно выкинуть все трансформаторы напряжения, забыть про них.

Всем компаниям, которые создавались сильными личностями, приходилось решать проблему трансформации, когда основатель уходил из управления. Как при такой трансформации компании сохранить способность создавать новые продукты? Удалось ли «Тавриде» сохранить креативность?

Было сделано достаточно много. Компания «Таврида электрик» благополучно развивается без бывшего генерального директора, и в основном управляют ей достаточно молодые люди. Да, нет одного человека, который был бы такой фигурой, который всё на себе замыкает. Есть несколько человек с разными компетенциями, которые всё это делают.

В отношении разработчиков… Хорошая компания выращена и сделан большой идейный запас. Ведь совершенно новые продукты разрабатываются 10 лет, нравится кому-то это или нет. Дожимают хорошо. Смогут ли сделать что-то принципиально новое? Жизнь покажет.

P.S.

Последний у меня вопрос. Что вы главное поняли в жизни?

Я даже не думал над такими вещами. Я на такой вопрос сейчас ответить не смогу. Много чего было, много чего понял, еще хочу успеть что-то сделать. Вот эту мне тему — цифровой РЭС — хочется довести до ума.

Спасибо, Алексей Михайлович! Получился интересный разговор. Я понял, что в своих архитектурно-технологических представлениях мы движемся навстречу друг другу. Мне показался ваш инженерный перфекционизм, помноженный на волю к социальному действию, хорошим рецептом для технологического предпринимательства. А проблема субъекта, к которой Вы несколько раз возвращались, общими усилиями будет преодолена.

P.P.S.

Иван Кулибин — русский механик-изобретатель, живший более 200 лет назад, был самоучкой, его работа не базировалась на фундаментальных научных знаниях, а многие изобретения не нашли применения в жизни. Наш герой — Алексей Чалый — скорее, противоположность Кулибину, он смог в своей работе соединить научные исследования, инженерное творчество и удачную коммерциализацию новых продуктов. Его модель компетенций и поведения оказалась чрезвычайно успешной в современных условиях и обстоятельствах. Не уверен, что эта модель легко воспроизводима. Но убежден, что стране нужно побольше подобных инженеров «некулибинского свойства».

-------------------------------------------------------------------

Хотите оперативно узнавать о выходе других полезных материалов на сайте "ГИС-Профи"?
Подписывайтесь на нашу страницу в Facebook.
Ставьте отметку "Нравится", и актуальная информация о важнейших событиях в энергетике России и мира появится в Вашей личной новостной ленте в социальной сети.